ребятам о зверятах

БЕСТИАРИЙ, СИРЕЧЬ ЗВЫРЫНЕЦ,
или рассказы поучительныя о всяких созданьях Божиих,
по обычаю византяцкому составленныя
[на укр.]

ЖИРОФЛЕ-ЖИРОФЛЯ
ГИШПАНСКАЯ МУШКА
[на укр.]
ВОРОНА И ПЕРКУНАС (космогонический миф)
КАК У ПРАВОСЛАВНЫХ ПОЯВИЛИСЬ РОТ И ЖОППА (быль)
Рыльярдь Кыплингъ. ОТКУДА У ПРАВОСЛАВНЫХ ХУЙ (сказка)

*

БЕСТИАРИЙ, СИРЕЧЬ ЗВЫРЫНЕЦ

ИЛИ РАССКАЗЫ ПОУЧИТЕЛЬНЫЯ О ВСЯКИХ СОЗДАНЬЯХ БОЖИИХ,
ПО ОБЫЧАЮ ВИЗАНТЯЦКОМУ СОСТАВЛЕННЫЯ


 

Об неясыти

Неясыть ебуча. В том она подобна ивхемону, который тоже ебуч, но не до того, что неясыть. И, встречаясь с ивхемоном, она заебывает его, ежели он до того сам от нее не отъебется.


Об ивхемоне

Ивхемон ебуч, хотя и не до того, что и неясыть. Съебяся с неясытью, гибнет, ежели до того от нее не съебется. Поэтому хорошо говорят, что неясыть ивхемона напрягает, а тот создает ей проблемы.


Об еже

Еж создает проблемы. Где еж, там обязательно возникают какие-нибудь проблемы, никому не нужные. От ежа и все проблемы ивхемона, который ебуч, но не до того ебуч, что неясыть. Зато еж никого не напрягает.


Об онокентавре

Онокентавр серьезен, и хотя ебуч, но создает проблемы. В том его двойная природа, что одной половиной своей он ебуч, а другой создает проблемы, а в целости своей он всех напрягает, кроме Православного. Особенно же он напрягает елань своей ебучестью, бо елань ничуть не еблива, а онокентавр ее ебет и тем напрягает. Неясыти же он создает проблемы, но, конечно, не ебучестью, а тем, что не до того ебуч, что и неясыть, но у неясыти вообще с этим проблемы.


Об Жыде

Жыд до того серьезен, что, где бы не появился, создает проблемы и напрягает, в особенности Православного. Однакождо Жыда все напрягают, даже неясыть своей ебучестью его напрягает. Но Жыд никогда не гибнет, как его не напрягай.


Об онагре

Онагр сам себе создает проблемы, ибо ебуч, но не охоч до неясыти. До ивхемона же он охоч, но ивхемон не охоч до онагра, поскольку не до того ебуч, что и неясыть. От больших проблем онагр гибнет, ежели от них не съебется. Зато он отлично напрягает Жыда, ибо съебаться от Онагра Жыд не может, бо Онагр прыскуч, и тем Жыда превосходит.


Об голубе и еродии

Голубь охоч до еродия, а тот охоч до голубя. Никого они тем самым не напрягают, проблем никому не создают, и зачем живут, непонятно.


Об Православном

Православный не серьезен, и тем создает проблемы и всех напрягает, даже неясыть. Кроме Жыда, которому Православный не проблема и не в напряг, а который сам напрягает Православного. Однако окромя Жыда Православный ничем не напрягается, хотя имеет проблемы, потому что у Православного проблемы от его Православия. От онокентавра у него тоже могут быть проблемы, известно какие, но это токмо по слабости Православия.
Православный гибнет от Жыда, который его напрягает, и от чрезмерного Православия.


Об нетруди

Нетруди никакой нету. Все это сказки и мифы. Однако эти сказки и мифы до того всех напрягают (даже неясыть!), что просто тьфу, да и только.


Об епопи

Епопь ебуча, но очень серьезна. Поэтому она всех напрягает, хотя проблем не создает. Не напрягает она только Православного, которого вообще никто не напрягает, кроме Жыда. До епопи охоча неясыть, которая вообще до всех охоча, потому что ебуча более всех существ, даже более ивхемона, который сильноебуч, хотя и не до того, что и неясыть.


Об аспидохелоне

Аспидохелон серьезен, но странным образом никого не напрягает, даже Жыда. Ну разве что очень редко. Тогда Жыд и от аспидохелона напрягается, но Жыд вообще от всего напрягается, кроме Православного, который Жыду не в напряг.


Об мравии

Мравий ебуч, и охоч до епопи и Жыда. Но Жыда он напрягает своей ебучестью, а епопь, хоть и ебуча, но до мравия не охоча. Потому мравий сам с собой творит малакию, чтобы не создавать себе проблем.


Об птице Рух

Птица Рух сильноебуча, но ни до кого не охоча, и сама с собой творит малакию. Но от сего напрягается, и до того, что слетает с гнезда и летит к Жыду, чтобы создать ему проблему. Жыд же от нее напрягается, ежели токмо раньше от нее не съебется.


Об елани

Елань прыскуча, но ничуточки не еблива. Напрягает ее онокентавр, который один до нее охоч. И онокентавр чинит ловитву на елань, ловит ее и ебет, а елань это напрягает. Проблемы же ей создает, как и всем остальным, Жыд, хотя она до него и охоча.


Об пантере

Пантера, говорят, серьезна и странным образом охоча до проблем. Но очень не любит, когда ее напрягают, и того, кто ее напрягает, того разрывает на части. Потому она враждует с Жыдом, который ее напрягает более всех существ, и дружественна ежу, несмотря на то, что он создает ей проблемы. Онокентавр ей также враждебен, ибо ее напрягает своей ебучестью, но неясыть ее не напрягает, ибо оно охоча до неясыти, хотя и не до того ебуча, что и неясыть. Неясыть, однакож, имеет от этого проблемы, известно какие.


Об харадрии и обезьяне

Харадрий и обезьяна охочи друг до друга, и тем самым всех почему-то напрягают, в особенности харадрий.
Особенно же они своей взаимной ебучестью достают Жыда, который от всего этого страшно напрягается, и ищет погубить харадрия. Но харадрий прыскуч, и всегда успевает от Жыда вовремя съебаться.


Об небляди

Неблядь противна Неясыти, потому как неясыть чрезвычайно ебуча, в чём подобна ивхемону, который тоже ебуч, но не до того, что неясыть. Неблядь же совершенно не ебуча, и ебучесть Неясыти создаёт ей проблему. Однако нЕблядь напрягает Неясыть своей серьезностью до того, что Неясыть сама отъебывается от небляди, тем самым создавая ей проблему взаимообразно.
Небляди враждебен и онокентавр, ибо нисколечко от небляди не напрягается, а проблемы ей создает (известно какие). Жыду же неблядь создает определенные проблемы, и даже, можно сказать, неудобства, при этом его еще и напрягая. Но и сама неблядь напрягается от жыдовского Жыдовства. От Православия же неблядь слегка напрягается, но это не создает ей проблем.


Об длинной птице Скрыледе

Длинная птица СкрыледА пахуча. Тем она напрягает неблядь, которая противна неясыти, хотя и по другим причинам, а именно потому, что Неясыть чрезвычайно ебуча, в чём подобна ивхемону, который тоже ебуч, но не до того, что неясыть. Однако Жыду она дружественна, ибо Жыд её чует. Напрягает же она мравия и онокентавра, а от них взаимообразно имеет проблемы.


Об краткой птице Скрыледе

Краткая птица Скрыледа тоже пахуча, но Неблядь от неё почему-то не напрягается.

Тем-то и различается Длинная и Краткая Скрыледа, что длинная Скрыледа напрягает Неблядь, которая противна Неясыти, которая, как ведомо, чрезвычайно ебуча, в чём подобна ивхемону, который тоже ебуч, но не до того, что неясыть.

Краткая же Скрыледа ничего того не являет, и Неблядь олт неё нисколько не беспокоится, не говоря уже о каких-то напрягах.

Таким способом мудрые различают разных птиц. Но различение это создаёт им тем самым определённые проблемы - хотя и не такие значительные, какие, к примеру, создаёт им тот же ёж, который вообще всем создает проблемы. Где еж, там обязательно возникают какие-нибудь проблемы, никому не нужные. От ежа и все проблемы ивхемона, который ебуч, но не до того ебуч, что неясыть.


Об уме

Ум создаёт проблемы.


Об мудрости

Мудрость напрягает.

При подготовке этого текста не пострадало никакое Жывотное.

*


БЕСТІАРІЙ, СИРЕЧЬ ЗВЫРЫНЕЦ,
АБО РОЗПОВІДІ ПОУЧИТЕЛЬНЫЯ ПРО ВСЯКИХ СОЗДАНЬЯХ БОЖИИХ,
ЗА ЗВИЧАЄМ ВИЗАНТЯЦКЫИМ

Про неясыть

Неясыть ебуча. У тім вона подібна ихневмону, що теж ебуч, але не до того, що неясыть. І, зустрічаючи з ихневмоном, вона заебывает його, коли він до того сам від її не отъебется.

Про ихневмона

ихневмон ебуч, хоча і не до того, що і неясыть. Съебяся з неясытью, гине, коли до того від її не съебется. Тому добре говорять, що неясыть ихневмона напружує, а той створює їй проблеми.

Про їжака

Їжак створює проблеми. Де їжак, там обов'язково виникають які-небудь проблемы, нікому не потрібні . Від їжака і всі проблеми ихневмона, що ебуч, але не до того ебуч, що неясыть. Зате їжак нікого не напружує.

Про онокентавра

Онокентавр серйозний, і хоча ебуч, але створює проблеми. У тім його подвійна природа, що однією половиною своєї він ебуч, а іншої створює проблеми, а в цілості своєї він усіх напружує, крім Православного. Особливо ж він напружує Єлань своєї ебучестью, бо Єлань нітрохи не еблива, а онокентавр її ебет і тим напружує. Неясыти ж він створює проблеми, але, звичайно, не ебучестью, а тим, що не до того ебуч, що і неясыть, але в неясыти взагалі з цим проблеми.

Про Жыда

Жыд до того серйозний, що, де б не з'явився, створює проблеми і напружує, особливо Православного. Однакождо Жыда усі напружують, навіть неясыть своєї ебучестью його напружує. Але Жыд ніколи не гине, як його не напружуй.

Про онагра

Онагр сам собі створює проблеми, тому що ебуч, але не охоч до неясыти. До ихневмона ж він охоч, але ихневмон не охоч до онагра, оскільки не до того ебуч, що і неясыть. Від великих проблем онагр гине, коли від них не съебется. Зате він відмінно напружує Жыда, тому що съебаться від Онагра Жыд не може, бо Онагр прыскуч, і тим Жыда перевершує.

Про голуба й еродия

Голуб охоч до еродия, а той охоч до голуба. Нікого вони тим самим не напружують, проблем нікому не створюють, і навіщо живуть , незрозуміло.

Про Православнего

Православний не серйозний, і тим створює проблеми й усіх напружує, навіть неясыть. Крім Жыда, якому Православний не проблема і не в напружив, а який сам напружує Православного . Однак окромя Жыда Православний нічим не напружується, хоча має проблеми, тому що в Православного проблеми від його Православ'я. Від онокентавра в нього теж можуть бути проблеми, відомо які, але це токмо по слабості Православ'я. Православний гине від Жыда, що його напружує, і від надмірного Православ'я.

Про нетрудь

Нетруди ніякий немає. Усе це казки і міфи. Однак ці казки і міфи до того усіх напружують (навіть неясыть), що просто тьфу.

Про епопь

Епопь ебуча, але дуже серйозна. Тому вона усіх напружує, хоча проблем не створює. Не напружує вона тільки Православного, котрого взагалі ніхто не напружує, крім Жыда. До епопи охоча неясыть, що узагалі до всіх охоча, тому що ебуча більш всіх істот , навіть більш ихневмона, що сильноебуч, хоча і не до того, що і неясыть.

Про аспидохелона

Аспидохелон серйозний, але дивним образом нікого не напружує, навіть Жыда. Ну хіба що дуже рідко. Тоді Жыд і від аспидохелона напружується, але Жыд узагалі від усього напружується, крім Православного, котрий Жыду не в напружив.

Про мураху

Мураха ебуч, і охоч до епопи і Жыда. Але Жыда він напружує своєї ебучестью, а епопь, хоч і ебуча, але до мурахи не охоча. Тому мураха сам із собою діє малакию, щоб не створювати собі проблем.

Про птаха Рух

Птах Рух сильноебуч, але ні до кого не охоч, і сам із собою діє малакию. Але від цього напружується, і до того, що злітає з гнізда і летить до Жыду, щоб створити йому проблему. Жыд же від її напружується, коли токмо раніш від її не съебется.

Про Єлань

Єлань прыскуча, але ничуточки не еблива. Напружує її онокентавр, що один до її охоч. І онокентавр лагодить ловитву на Єлань, ловить її й ебет, а Єлань це напружує. Проблеми ж їй створює, як і всім іншим , Жыд, хоча вона до нього й охоча.

Про пантеру

Пантера, говорять, серйозна і дивним образом охоча до проблем. Але дуже не любить, коли неї напружують, і того , хто неї напружує, того розриває на частині . Тому вона ворогує з Жыдом, що неї напружує більш всіх істот , і дружня їжакові, незважаючи на те, що він створює їй проблеми. Онокентавр їй також ворожий, тому що неї напружує своєї ебучестью, але неясыть її не напружує, тому що воно охоча до неясыти, хоча і не до того ебуча, що і неясыть. Неясыть, однакож, має від цього проблеми, відомо які .

Про харадрия і мавпу

Харадрий і мавпа охочи друг до друга, і тим самим усіх напружують, особливо харадрий. Особливо ж Жыда, що від цього страшно напружується, і шукає погубити харадрия. Але харадрий прыскуч, і завжди устигає від Жыда вчасно съебаться.

Про неблядь

Неблядь противна Неясыти, тому як Неясыть надзвичайно ебуча, у чому подібна ихневмону, що теж ебуч, але не до того, що неясыть. Однак неблядь напружує неясыть своєю серйозністю до того, що неясыть сама отъебывается від небляди, тим самим створюючи їй проблему. Небляди ворожий і онокентавр, тому що нисколечко від небляди не напружується, а проблеми їй створює (відомо які ). Жыду ж неблядь створює визначені проблеми, при цьому його ще і напружуючи, але і сама напружується від жыдовского Жыдовства. Від Православ'я ж неблядь напружується, але це не створює їй проблем.

Про довгого птаха Скрыледа

Довгий птах Скрылед пахучий. Тим вона напружує Неблядь, що противна Неясыти, хоча і з інших причин, а саме тому, що Неясыть надзвичайно ебуча, у чому подібна ихневмону, що теж ебуч, але не до того, що неясыть. Однак Жыду вона дружня, тому що Жыд її чує. Напружує ж вона мурахи й онокентавра, а від них взаимообразно має проблеми.

Про короткого птаха Скрыледа

Короткый Скрыледа теж пахуч, але Неблядь від її чомусь не напружується. Тим і розрізняється Довгий і Короткый Скрыледа, що довгий птах Скрыледа напружує Неблядь, що противна Неясыти, що, як ведено, надзвичайно ебуча, у чому подібна ихневмону, що теж ебуч, але не до того, що неясыть. Так розрізняють Довгого і Короткого птаха Скрыледу.

(Ще, говорять, їжак створює проблеми Скрыледе, але в цьому немає мудрості, тому що їжак взагалі усім створює проблеми. Де їжак, там обов'язково виникають які-небудь проблемы, нікому не потрібні . Від їжака і всі проблеми ихневмона, що ебуч, але не до того ебуч, що неясыть.)

Про Розум

Розум створює проблеми.

Про мудрість

Мудрість напружує.

При підготовці цього тексту не постраждала ніяка Тварюка.


*

ЖИРОФЛЕ-ЖИРОФЛЯ


 

Жирофле-Жирофля - это птица. То - мутант, подобный Страусу. Но он помесь. Помесь Журавля, Павлина и Индюка. Под клювом висят у него сопли. У нее эта штучка висит красная на клювике. Поворошишь его палочкой за висячую эту муду, а он блям-блям-блям-блям делает, блям-блям-блям-блям, надувается, сердится, наливается красными глазками, ерошится.

У него эта штучка, чтоб касаться другого Жирофле-Жирофля, он ласкает его замшевыми своими соплями.

Птица эта - самец, и любит самцов. Посему птицу эту Французы заводят в своих Борделях. И когда Старый Пед приводит Мальчика в Бордель, то перед ним танцуют и поют Жирофле-Жирофля, поют и играют тонкими своими ногами, танцуют и любят друг друга, танцуют и любят друг друга - и это завораживает, чарует своей красотою.

А тот Мальчик - Блондинчик-Гаврош: расчетливый, холодный, жестокий мерзавец. Он блондинчик, с невинным Личиком и алыми губами. Он не испытывает наслажденья от Ебли, и любовь Старого Педа ему непонятна. Он живет за его счет, получает образование, покупает себе дорогие сигары, и мучает Старого Педа, нарочно делает ему больно, чтобы посмотреть, как Старый Пед плачет. И наконец, он ломает ногу Жирофле-Жирофля. И Жирофле-Жирофля, страшно крича, умирает на руках у Старого Педа, а тот рыдает, как маленький, прижимая к себе прекрасную мертвую птицу, ставшую ворохом перьев. Потому что любит, любит, любит этого гаденыша, который только что убил ради своего каприза непонятную ему красоту.


*

ГИШПАНСКАЯ МУШКА


Гишпанская Мушка рождается от яичка, исположенного в Святой Праздник в гишпанское красное вино лучшего урожая.

Зовут её ЦеребАнда, и вся она красная, как Ленин Ильич. Мушка эта чрезвычайно умна, но обожает сладкие Гишпанские Песни, и от них заморачивается. Поэтому Гишпанцы её ловят, обходя свои Винные Погреба с Мухоловкою, и поют:

Церебанда, мушка Церебанда!
Отвори мне ушко, Церебанда!
Покажи нам нежное своё
Ё!

Церебанда, любознайствуя, верит певцам, отворяет ушки, и слушает Гишпанские песни. И до того забирает её истома и заморочка, что от томности сама летит она в Мухоловку, и сидит там тихо, слушая песни.

Так пленяют Гишпанцы Церебанду.

Опосля выпускают они её на своих Корридах против быка. Бык, узрев красную Церебанду, на неё кидается, роет землю, и злобою бычьей исходит. Церебанда же, будучи надоедлива, кружит над быком, а тот крутится и злобится, и страшно щолкает бычьим хавальником своим, пока вовсе от злобы своей не ошалеет, ума решившись.

Тут-то и выходит Тореадор, на радость Гишпанцам. и под музыку режет быка на кусочечки. И славен тот Тореадор, который отрежет от быка более всего кусочеков, до того, как бык рухнет на арену, обструганный почти до костей. Ибо мастера таких дел Гишпанские Тореадоры, и до того ловко и чисто режут они быка длинными своими шпажнями, что на арену спадает лишь куча костей да потроха, да рожки, да ножки, да иное что, чего не рассекают тореадорские шпажни, дабы в целости преподнести овое Синьорам и Синьоритам, как блаженную награду за их красоту и скоромность.

Однако же, не всякий раз Церебанда переживает Корриду. Ибо томит Церебанду бык, и хочется ей залететь ему в багровый бычий рот, и кануть в тёмное горло. Но знает она и то, что  бык ей в соблазн, и перебарывает себя, и кружит над быком, и кружит, взирая на него влюблёнными своими очами.

Но наступает и такой день, когда бросается она вовнутрь быка, и канает в его горловину, и летит по тайным внутренним путям его. Бык же, почуяв в себе Церебанду, замирает, и млеет, и кругом все Гишпанцы тоже замирают и млеют, ибо знают, что Церебанда залетела в быка, и щекочет ему сокровенное. И вот, бык поднимается, как гора, выставляет свой бычий уд, и выплёскивает семя, и стекает оно в  красный песок арены.

И ведомо всем, что в струе того семени, уже склеившаяся, сморщенная, умирает Церебанда. Тогда встают Гишпанцы и плачут, и снимают огроменные шляпы свои, и машут ими, и машут, с Церебандою навеки прощаясь.

Тое испущенное семя с тельцем Гишпанской Мушки собирают особливые доктора и уносят с собой. Высушивают они его и хранят, а после толкут в ступе, и делают из него  тайное зелье. Ведомо, что малейшей толики того зелья, смешанного с брашном или питьём, довольно, чтобы Гишпанская Синьора или Синьорита обуялася неодолимым похотным распалением. Синьор же Гишпанский от того порошка тоже необычайно разжигается, и творит с Гишпанскою Синьорою такие страсти, что пристойнее о них будет здесь умолчать, ибо да немотствуют уста о тайнах алькова.

*


ГИШПАНСКА МУШКА

 

Гишпанска Мушка народжується від яєчка, исположенного у Святе Свято в гишпанское червоне вино кращого врожаю.

Кличуть її Церебанда, і уся вона червона, як Ленін Ілліч. Мушка ця надзвичайно розумна, але обожнює солодкі Гишпанские Пісні, і від них заморочувается. Тому Гишпанцы її ловлять, обходячи свої Винні Льохи з Мухоловкою, і печуть:

- Церебанда, мушка Церебанда!
Відчини мені вушко, Церебанда!
Покажи нам ніжнее своє
Є!

Церебанда, любознайствуя, вірить співакам, відчиняє вушка, і слухає Гишпанские пісні. І до того забирає її знемога і заморочка, що від млосності сама летить вона в Мухоловку, і сидить там тихо, слухаючи пісні.

Так заполонюють Гишпанцы Церебанду.

Опосля випускають вони її на своїх Коридах проти бика. Бик, побачивши червону Церебанду, на неї кидається, риє землю, і злобою бичачої виходить. Церебанда ж, будучи докучлива, кружляє над биком, а той крутиться і злобится, і страшно щолкает бичачим хавальником своїм, поки зовсім від злості своєї не очманіє, розуму зважившись.

Отут-те і виходить Тореадор, на радість Гишпанцам. і під музику ріже бика на кусочечки. І славний той Тореадор, що відрізає від бика найбільше кусочеков, до того, як бик звалиться на арену, обструганный майже до кіст. Тому що майстри таких справ Гишпанские Тореадори, і до того спритно і чисто ріжуть вони бика довгими своїми шпажнями, що на арену спадає лише купа кіст так потрух, так ріжки, так ніжки, так інше що, чого не розсікають тореадорские шпажни, щоб у цілості піднести овое Синьйорам і Синьоритам, як блаженну нагороду за їхню красу і скоромность.

Однак же, не всякий раз Церебанда переживає Кориду. Тому що млоїть Церебанду бик, і хочеться їй залетіти йому в багряний бичачий рот, і канути в темне горло. Але знає вона і те, що бик їй у спокусу, і перебарывает себе, і кружляє над биком, і кружляє, дивлячись на нього закоханими своїми очима .

Але настає і такий день, коли кидається вона усередину бика , і канает у його горловину, і летить по таємних внутрішніх шляхах його . Бик же, зачувши в собі Церебанду, завмирає, і мліє, і навкруги всі Гишпанцы теж завмирають і мліють, тому що знають, що Церебанда залетіла в бик, і лоскоче йому таємне. І от, бик піднімається, як гора, виставляє свій бичачий уд, і вихлюпує насіння, і стікає воно в червоний пісок арени.

І ведено усім, що в струмені того семени, що вже склеїлася, зморщена, умирає Церебанда. Тоді встають Гишпанцы і плачуть, і знімають великі капелюхи свої, і махають ними, і махають, з Церебандою навіки прощаючи.

Тое випущене насіння з тільцем Гишпанской Мушки збирають особливі доктори і несуть із собою. Висушують вони його і зберігають, а після товчуть у ступі, і роблять з нього таємне зілля. Ведено, що найменшої дещиці того зілля, змішаного з брашном або питвом, досить, щоб Гишпанская Синьйора або Синьорита обуялася нескоримим похотным распалением. Синьйор же Гишпанский від того порошку теж надзвичайно розпалюється, і діє з Гишпанскою Синьорою такі пристрасті, що пристойнее про неї буде тут умолчать, тому що так немотствуют вуста про таємниці алькову.


*

ВОРОНА И ПЕРКУНАС

(Космогонический Миф)


 

Давным-давно, когда Бог Перкунас был ещё молодым, ничего не было - ни неба, ни земли, а был только Море-Окиян Разлиянный.

Посередь Окияна Разлиянного стоял Дуб Зелёный, который ноне назвают Мировым Древом. А на Дубе том сидела Ворона, держа во клюве своём Первотвердь, довлела собе и молчала.

Бог Перкунас возжелал создать Небо и Землю. Для этого он послал белую цаплю к Вороне, чтобы та уговорила её отдать Первотвердь. И белая цапля достигла Вороны, и сказала ей:

"О добродетельная Ворона! Молю тебя, отдай добром Первотвердь, и я восславлю тебя, как чистую и добрую!"

Но Ворона довлела собе и молчала, не откликаясь на мольбы и просьбы. Белая цапля вернулась к Перкунасу ни с чем, и тот во гневе превратил её в Ыстонца.

Потом Бог Перкунас ещё сильнее возжелал создать Небо и Землю. Для этого он послал чёрного калана к Вороне, чтобы тот уговорил её отдать Первотвердь. И чёрный калан достиг Вороны, и сказал ей:

"О порочная Ворона! Приказываю тебе, отдай добром Первотвердь, или я прокляну тебя, как зловоннейшую и порочнейшую!"

Но Ворона довлела собе и молчала, не отвечая на брани и хуления. Чёрный калан вернулся к Перкунасу ни с чем, и тот во гневе превратил её в Румына.

Потом Бог Перкунас ещё сильнее возжелал создать Небо и Землю. Для этого он послал Жыда-Андрогина в обличье Лисы к Вороне, чтобы тот не мытьём, так катаньем уговорил её отдать Первотвердь. И Жыд в облике Лисьем достиг Вороны, и сказал:

"О прекраснейшая Ворона! Я ничего не хочу от тебя. Только прошу, позволь мне здесь, под Дубом, сидеть и любоваться твоей красотой!"

И Ворона, довлея собе, промолчала.

Жыд в обличье Лисы провел под Дубом день и ночь, и снова сказал:

"О прекраснейшая Ворона! Я ничего не хочу от тебя. Только прошу, повернись ко мне Жоппой, дабы я мог насладиться твоей красотой и сзади!"

И Ворона, всё ещё довлея собе, повернулась к Лисе Жоппой и распушила Перья.

Жыд в обличье Лисы снова провел под Дубом день и ночь, и снова сказал:

"О прекраснейшая Ворона! Я ничего не хочу от тебя. Только прошу, спой мне свою Воронью Песню, дабы я мог насладиться не только твоей внешней красотой, но и красотой Унутренней, которая, несомненно, довлеет внешней!"

И Ворона, поверив хитрым словам Жыда, каркнула во всё Воронье Горло.

Первотвердь выпала, а хитрый Жыд, взяв её, стал таков.

И пришёл к Богу Перкунасу с Первотвердью, из которой тот сотворил Небо и Землю.


*

КАК У ПРАВОСЛАВНЫХ
ПОЯВИЛИСЬ РОТ И ЖОППА

(быль)


 

Так старые люди сказывают. Во времена оные у Православных не было ни Рта, ни Жоппы. Ибо сотворены они были круглыми, гладкими, и со всех сторон одинаковыми.

Тогда пришли к Православным от Бога Пелевин и Сорокин, чтобы дать Православным то, чего у них не было, и тем самым навести Подобающий Марафет.

Пелевин сотворил Православным Голову, Ножки, левое Ухо, Поджелудочную Железу, оба Предсердия и Позвоночный столб. Тогда Сорокин сотворил Православным Ручки, на них Пальчики, на Ножках тоже Пальчики, кроме Мизинчиков, Глазки, правое Ухо, Надпочечники и Аппендикс с Аппендицитом. Тогда Пелевин сотворил Мизинчики на Ножках, на всех Пальчиках Ноготочки, все Волосики, Девичью Пипиську и Пупик.

А Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, как  выскочил, как  выпрыгнул, да и сделал каждому Православному Носик с Ноздерьками.

Тогда Сорокин сотворил Перхоть, Сопли и Морщины. А Пелевин сотворил Отпечатки Пальцев. А Сорокин - кишочки, и Кишечную в них Палочку. А Пелевин на это - Печень и Колику в Ней. А Сорокин, не отставая - все Рёбрышки и Желудок. А Пелевин опять придумал Пипиську, да не простую, а Мужскую - не такую, как Девичья.

А Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, как выскочил, как выпрыгнул, да и сотворил каждому Православному вселенскую Смазь.

Тогда Сорокин выдумал Кости и Жилы. А Пелевин придумал Черепушечку, чтобы туда всякое класть. А Сорокин - Кровищу, а также положил внутрь Православному Говно. А Пелевин - Почечки сзобретал, и тут же их Православным навеки отбил. А Сорокин Правлославным Сосцы и Сисяры забабахал, и ещё выдумал Душу. А Пелевин нацедил Православным Сукровицы и слепил Костный Мозг.

И так они творили Православному всякие Части и Органы, а Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, было выскочил, было выпрыгнул, да так и, стоя, дивился.

Только двух Частей не дали Пелевин с Сорокиным Православному - Рта и Жоппы. Ибо когда Пелевин придумал Рот, а Сорокин - Жоппу, явился Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, таки выскочил, таки выпрыгнул, схватил Рот и Жоппу, да и убёг с ними восвояси.

И Православные остались убогими и недоделанными.

Пелевин на то обиделся, превратился в Толстого, и стал сочинять Романы Наивные, всё про Рот, и насочинял их 10000000 томов in-quarto, не считая перепечаток. А Сорокин тоже обиделся, превратился в Достоевского, и стал сочинять Романы, не простые, а Хитрые - чтобы в них ничегошеньки не было про Жоппу. И тоже насочинял их 10000000 томов.

Так появилась Русская Классическая Литература, и до того она всем полюбилась, что даже сам Антон Борисович Носик её читал да похваливал, пока всю не прочитал.

Вот тут-то Антону Борисовичу Носику, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, и засвербило: хочу, грит, прочитать Роман про Жоппу!

На это ж ему Пелевин и Сорокин разом отвечают: отдай Православным Жоппу и Рот впридачу, и напишем мы тебе 10000000 романов про Это Самое Место.

Антон Борисович Носик, который всегда на подхвате, да никогда не на хвате, покочевряжился, да и согласился, и отдал Православным Рот и Жоппу, и Православные стали полными и целыми.

Тогда Сорокин, как честный, написал 10000000 романов про Жоппу, да ещё и с Говном. Пелевин на это написал всего-то навсего 1 (один) романчик, и то опять получилось про Рот, а про Жоппу только Косвенно.

Тут-то и понял Пелевин, что не он придумал Жоппу - не ему о ней и писать.

Огорчился Пелевин и уехал в Японию.

И на том-то вся Литература Русская и покончилась.


*

Рыльярдь Кыплингъ

ОТКУДА У ПРАВОСЛАВНЫХ ХУЙ
(сказка)


 

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

Рыльярдь Кыплингъ - агляцкий Православный Писатель-Реалист. Родился в Православле, в Агляцком Посольстве, от православной Шпионки Мати Хари и Их Преподобия Бобы Иисусовича Рабиновича.

В возрасте трех месяцев по особому распоряжению Их Преподобия был похищен Православными Павианами и воспитывался в бескрайних лесах нашей Родины, отчего навеки сохранил любовь к Православию и лично к Их Преподобию, которое взяло на себя трудную задачу воспитания маленького аглячанина в Истинно Православном Духе. Об этом Кыплингъ написал в своей знаменитой автобиографии ("Маугли").

Подросший Кыплинг прославился многочисленными Шалостями в Истинно Православном Духе, то есть битием разнообразных Жыдов. После учинения им Жыдо-Геноцыда был изловлен Гусарами, и, по установлению происхождения и признанию Невменяемым, привезен в Гондон, Агляцкую Столицу, где и провел остаток жизни в родовом поместье Бедлам-Хаус. Дабы заработать себе на Рэпу, Рыгаловку и содержание санитаров, был вынужден взяться за перо. Конечно, это надо понимать исключительно в Переносном Смысле, ибо, как Православный, браться он умел только за Хуй, а в руке мог удержать только Рэпу, Стакан с Рыгаловкой [*], да Осиновый Кол. Поэтому его сочинения записывали за ним санитары.

В своих произведениях воспевал Истинное Православие и Подвиги Их Преподобия. Как и подобает Православному, он твоил свои сочинения на правильном Русском языке, ибо по-агляцки знал только "fuck you" и прочие выражения, одобренные Их Преподобием, а для Большой Литературы иногда требуются и другие слова.

На Кошерный Агляцкий язык его сочинения переводили, естественно, Жыды, из которых Православный язык знал только один, да и тот имел гадское имя Маршак и к тому же был Марокканцем. По каковой причине он всячески Извращал и Искажал подлинные тексты Писателя, так что вместо Правильного Православия в них осталась одна только Хуйня.

Однако, Жыдам и на этот раз не удалось заткнуть своими носами Очко Великого Православного Народа-Броненосца. И теперь к нам возвращается Подлинный Рыльярдь Кыплинг, Православный Писатель-Рыалист, могучее зеркало Истинного Православия и Великий Мастер Слова.


Это только теперь, мой милый мальчик, у Православных есть Хуи. 

А прежде, давным-давно, никаких Хуёв не было у Православных. Был только Писюн, маленький, сморщенный, зассаный, и величиной с Гулькин Членчик. Этот Писюн болтался во все стороны, но всё же никуда не годился: разве можно таким хуйком выебать хоть какого-нибудь Жыда в Р&Ж или хотя бы в ноздрю?

Но вот в то самое время, давным-давно, жил один такой Православный, или лучше сказать, Ебливый  Молодчик, который был не в меру ебуч, и кого, бывало, не увидит, всех хотел отыметь. Жил он на Руси Православной, и всей Руси Православной лез он в Р&Ж (то есть в Роттъ и Жоппу).

Он приставал к Монике Левински, своей долговязой тетке, и просил её, чтобы она сделала ему Миньет, и долговязая тётка Моника давала ему за то Пиздюлей своим твёрдым-претвёрдым Каблуком.

Он приставал к своему Красножопому дяде Зюге, и просил его дать хотя бы на пол-шишечки, и Красножопый дядя Зюга давал ему за этой Пиздюлей своим твёрдым-претвёрдым Пэйджером.

Но и это не отбивало у него распиздяйства.

И он спрашивал свою толстую тётку Мадлен Олбрайт, не даст ли она полизать свой Клытор, и толстая тётка Мадлен давала ему Пиздюлей своей толстой-претолстой Дойкой.

Но и это не отбивало у него распиздяйства.

Он спрашивал своего пархатого, пейсатый дядю Бэрэзовского, не подрочит ли он ему его маленький Писюн, и пархатый, пейсатый дядя Бэрэзовский давал ему за то Пиздюлей своей пархатой, волосатой Лапой.

Но и это не отбивало у него распиздяйства.

Что бы он не увидел, что бы он не услышал, что бы не понюхал, до чего бы не дотронулся – он тотчас хотел это выебать, и тут же получал Пиздюлей от всех своих дядей и тёток.

Но и это не отбивало у него распиздяйства.

И случилось так, что в один прекрасный день незадолго до равноденствия, этот самый Православный – Распиздяй и Поёбыш –спросил об одной такой вещи, о которой он еще никогда не спрашивал. Он спросил:

– Хорошо ли отсасывает Пухлогубый Гайдар?

Все испуганно и громко закричали:Тс-с-с-с!

И тут же, без дальних слов, стали сыпать на него Пиздюли.

Пиздили его долго, без передышки, но когда кончили бить, он сейчас же подбежал к Дегенералу   Леблядю-Кислобздею, опосля Дня Пограничника валяющемуся в колючем терновнике и кисло бздевшему прямо в Штаны, и сказал:

– Мой отец пиздил меня, и моя мать пиздила меня, и все мои тётки пиздили меня, и все мои дяди всего меня измудохали за ебливое моё распиздяйство, и всё же мне страшно хотелось бы знать, хорошо ли отсасывает Пухлогубый Гайдар?

И сказал Дегенерал Леблядь-Кислобздей хорошо поставленным Дегенеральским Баском:

– Пошёл ты в Адъ и Израиль, где Жыды!

На следующее утро, когда от равноденствия уже ничего не осталось, этот ебливый Православный набрал Рэпы – целый мешок! – и Рыгаловски – целый Жбан! – и семнадцать кусков Мацы с Православной Кровью, из тех, что хрустят на зубах, взвалил всё это на плечи, и пожелав своим милым родичам счастливо оставаться, отправился в путь.

– Идите на Хуй, Остопиздлы! – сказал он им очень вежливо. – Я иду в А&И, и там я, бля, сукой буду, таки да узнаю, пиздато ли вафлит Пухлогубый Гайдар.

И родичи на прощание ещё раз хорошенько отпиздили его, хотя он чрезвычайно учтиво просил их не беспокоиться.

И он ушёл от них, сильно уделанный, но не очень удивлённый. Ел по дороге Рэпу, а ссал на землю, потому что нассать себе на голову ему было нечем. Из города Православля он пошёл в Кайфу, где Кайф, из Кайфы в Херон, где Хер, из Херона каким-то странным путем на Территории, заселяемые Жыдами на восток и на север, и всю дорогу угощался Рыгаловкой, покуда, наконец, не подошёл к А&И.

А надо тебе знать, мой милый мальчик, что до той самой недели, до того самого дня, до того самого часа, до той самой минуты наш ебучий Православный никогда не видел Пухлогубого Гайдара, и даже не знал, что это такое. Представляешь же себе его любопытство!

Первое, что бросилось ему в глаза, - было Их Преподобие Боба Иисусович Рабинович, севшее Посрать на какую-то скалу.

– Извините, пжлста! – сказал Православный Поёбыш чрезвычайно учтиво. – Не встречался ли Вам где-нибудь поблизости Гайдар? Здесь так легко заблудиться.

– Не встречался ли Мне Гайдар? – презрительно переспросило Их Преподобие. – Нашел о чем спрашивать, уродец семипиздопроблядский, мандовыебыш свиновздрюченный трихуеблямудохий, зассаной бараньей залупой зашибленный!

– Извините, пжлста! – продолжал Православный. – Не можете ли вы сообщить мне, хорошо ли он вафлит?

Тут Их Преподобие Боба Иисусович Рабинович не мог уже больше удержаться, быстро развернулся и выдал Православному Пиздюлей По Полной Программе.

– Вот же Блядство! – сказал Православный. – Мало того, что мой папачиус пиздил меня, и моя мамеле дрючила меня, и ваще меня мудохала вся эта Жыдовская Срань, - и здесь та же Хуйня!

И он очень учтиво попрощался с Их Преподобием, помог ему опять забраться на Скалу и пошел себе дальше; его порядком уделали, но он не очень дивился этому, а снова взялся за Рэпу и Рыгаловку, и снова ссал на землю – потому что, повторяю, как он мог бы нассать себе на голову? – и вскоре набрел на Охуенное Еблище Номер Три, валявшееся у самого края Ада и Израиля.

Но на самом деле, мой милый мальчик, это было не Охуенное Еблище Номер Три, это был Пухлогубый Гайдар. И подмигнул Гайдар Православному своим Очком – вот так!

– Извините, пжлста! – обратился к нему Православный Поёбыш чрезвычайно учтиво. – Не случалось ли Вам встретить где-нибудь поблизости в этих местах Пухлогубого Гайдара?

Пухлогубый Гайдар причмокнул своим Очком и высунулся наполовину из Говна. Православный (опять-таки очень учтиво!) отступил назад, потому что ему не хотелось получить новых Пиздюлей.

– Подойди-ка сюда, моя крошка! – сказало Гайдарово Очко. – Тебе, собственно, за каким Хуем это надобно?

– Извините, пжлста! – сказал Православный Поёбыш чрезвычайно учтиво. – Мой отец пиздил меня, и моя мать пиздила меня, и все мои тётки пиздили меня, и все мои дяди дрючили меня как хотели за ебливое моё распиздяйство, и вот только что Их Преподобие Боба Иисусович Рабинович взъебудил и оттелелюшил меня больно-пребольно, и теперь – падлой буду – мне совсем не в кайф, чтобы меня опять мудохали.

– Подойди-ка сюда, моя крошка! – сказало Гайдарово Очко. – потому что я и есть Пухлогубый Гайдар.

И он высунул из Очка Пухлые Губы и зачмокал, чтобы показать, что он и вправду Пухлогубый Гайдар.

Православный ужасно обрадовался. У него захватило дух, он порвал на себе Штаны, затряс своим Хуёчком и крикнул:

– Вас-то мне и надо! Я столько дней разыскиваю Вас! Отсосите у меня, пжалста, скорее, чтобы я узнал, хорошо ли Вы берете в Губки!

– Подойди поближе, я у тебя возьму.

Православный подошел близко-близко, и сунул свой малюсенький Писюн в страшное, красное Гайдарово Очко, прямо в высунутые Пухлые Губки, и Гайдар схватил его зубами за эту малюсенькую пипиську, которая до этой самой недели, до этого самого дня, до этого самого часа, до этой самой минуты была ничуть не больше Гулькиного Членчика.

– Мне кажется, – сказал Гайдар, и сказал сквозь зубы, вот так, – мне кажется, что сейчас я сделаю тебе Кровавое Обрезание!

Православному, мой милый мальчик, это очень не понравилось, и он заорал:

– Пусти, Сука Жыдовская!!!

Тут Их Преподобие, Охуевая от смеха, приблизилось к нему и сказало:

– Дорогой мой! Возлюбленный мой Православный! Мудофельник! Ёбаный Ишак! Жопа с Говном! Остопиздл! Жертва Аборта! Хуйло Непродвинутое! Жираф в Жоппу Изысканный! Если ты щас, Мудила Грешный, не Поднатужишься, то, бля буду, а не Преподобие, на Хуй, не успеешь ты сказать “ёб твою Мать”, это Проблямудевшее Профаническое Чмо, гордо именующее себя Пухлогубым, но являющее собой не более чем обычного Жыда (так он величал Гайдара), лишит тебя твоей мужской гордости...

Их Преподобие, Боба Иисусович Рабинович, всегда Выражовывается так.

Православный типа того что растопырился, упёрся и поднатужился, и стал тянуть. Он тянул, и тянул, и тянул, и Писюн у него начал вытягиваться. А Гайдар откатывался подальше в Говно, вспенивая его, как взбитые сливки, тяжелыми ударами Жоппы, и тоже тянул, и тянул, и тянул.

И Пиписька у Православного вытягивалась, и Православный растопырил Ручки и Ножки, такие крошечные Православные Ручки и Ножки, и тянул, и тянул, и тянул, и Писюн у него всё вытягивался. А Пухлогубый Гайдар ёрзал, и тоже тянул, и тянул, и тянул, и чем больше он тянул, тем длиннее вытягивался Писюн у Православного, и больно было этой Пипиське ужжжжасно! И вдруг Православный почувствовал, что Ножки его заскользили по Говну, и он заорал Благим Матом:

– Бляааа! Пиздец! Ёб твою мааать!

Услышав это, Их Преподобие, Боба Иисусович Рабинович, бросился вниз со скалы, ухватил Православного за Муди, и сказал:

– О мой бесценный друг! Мудопроёб! Чмо Безпонтовое! Грязь Подзалупная! Если ты Щас Же не выдернешь свой Вонючий Православный Поцъ из этого Кровавого Очка, покусившегося на твоё, Моральный Уродъ, самое драгоценное Достояние (так он величал Гайдара), то ты смело можешь проститься с Царствием Небесным, ибо Опижженых, Обеспижженых и Прочих Кастрированных там не считают существами, заслуживающими внимания...

Их Преподобие Боба Иисусович Рабинович, всегда Выражовывается так.

И вот тянет Преподобие, тянет Православный, но тянет и Гайдар. Тянет, тянет, но так как Православный и Их Преподобие тянут сильнее, то Гайдар, в конце концов, должен выпустить Писюн Православного, и Гайдар отлетает назад в Говно с таким Чмоканьем, что слышно по всему А&И.

А Православный как стоял, так и сел, и очень больно ударился Жоппой, но всё же успел сказать спасибо Их Преподобию Бобе Иисусовичу Рабиновичу, а потом принялся ухаживать за своей вытянутой Пиписькой: опустил ее в прохладное Говно, чтобы она хоть немного остыла.

– За каким Хуем ты, Ишак, Выкозюливаешься? – сказало Их Преподобие.

– Извините, пжлста! – сказал Православный. – У меня опухла Пиписька, вот я и жду, пока она пройдёт.

– Долго же тебе придется ждать! – сказало Их Преподобие Боба Иисусович Рабинович. – То есть я охуеваю, до чего ж мудаки эти Православные и не въезжают в Пиздатость Ситуации, заеби их Ишак!

Удручённый Поёбыш просидел в Говне три дня и три ночи и всё поджыдал, не станет ли его Писька короче. Однако Писюк не укорачивался, и – мало того – Муди у Православного тоже распухли.

Потому что, мой милый мальчик, ты, надеюсь, уже догадался, что Гайдар вытянул Православному Пипиську в самый заправдашний Хуй – точь-в-точь такой, какие имеются у всех нынешних Православных.

К концу третьего дня какой-то мелкий Летучий Жыд сел Православному на Муду и укусил, желая напиться Православной Крови. И он, сам не замечая, как это у него получилось, взял Хуй и пришиб назойливого жыда своей тяжелой Залупой.

– Вот тебе и первая Пиздатость! – воскликнуло Их Преподобие. – Ну подумай своей Жоппой с Говном: мог бы ты сделать что-нибудь такое своим прежним Зассаным Писюном? Кстати, не хочешь ли ты закусить?

И Православный, сам не зная, как у него это вышло, вздрочил Писюн и кончил себе прямо в Ротъ, а потом облизнулся - вот так!

– Вот тебе и вторая Пиздатость! – воскликнуло Их Преподобие. – Ну подумай своей Грыжей: мог бы ты сделать что-нибудь такое своим прежним Зассаным Писюном? Кстати, заметил ли ты, что тут жарко?

– Пожалуй, что и так! – сказал Православный.

И, сам не зная, как это у него вышло, поднял Хуй ко Лбу и нассал себе на голову; свежие Ссаки растеклась по Потылице, и за уши Православному потекли целые потоки освежающей мочи.

– Вот тебе и третья Пиздатость! – воскликнуло Их Преподобие. – Попробовал бы ты это проделать своим прежним Зассаным Писюном! И, кстати, что ты теперь думаешь насчет Пиздюлей?

– Извините, пжлста! – сказал Православны, – но я, право, не люблю Пиздюлей.

– А отпиздить и потом выебать в Р&Ж кого-нибудь другого? – спросило Их Преподобие.

– Это Всегда Заебись! – сказал Православный.

– Ты ещё не знаешь своего Хуя! – сказало Их Преподобие. – Это просто клад, а не Хуй. Выебет кого угодно.

– Спасибочки, – сказал Православный, – я приму это к сведению. А теперь мне пора домой. Я пойду к милым родицам проверить мой новый Хуй.

И пошел Православный по Аду и Израилю, забавляясь и помахивая Хуем.

Он нарочно свернул с дороги, чтобы разыскать толстуху Мадлен Олбрайт (она даже не была его родственницей), хорошенько Выебать её во все Дыры, и проверить, правду ли сказало ему Их Преподобие Боба Иисусович Рабинович про его новый Хуй. Отодрав Олбрайт, он пошел по прежней дороге. Стало уже темно, когда в один прекрасный вечер он пришел домой к своим милым родственникам. Он засунул Хуй в Штаны (в которые предварительно Насрал для Конспырации) и сказал:

– Шалом, Ублюдки! Как поживаете?

Они страшно обрадовались ему и в один голос сказали:

– Поди-ка, поди-ка сюда, мы дадим тебе Пиздюлей за ебучее твоё распиздяйство!

– Хуй На! – сказал Православный. – Много смыслите вы в Пиздюлях! Вот я в этом деле кое-что понимаю. Хотите, покажу?

И он достал свой Хуй, и тут же всадил его в Кстати Подставленну Сраку своего братца, да так, что у того Брызнуло из Р&Ж.

– Клянемся Мацой! – закричали все. – Где это ты так навострился и что у тебя с Писькой?

– Эта Писька у меня новая, и дал мне ее Пухлогубый Гайдар в Аду и Израиле, где Жыды, – сказал Православный. – Я завел с ним разговор о том, хорошо ли он берет в Ротик, и он подарил мне на память новый Хуй.

– Безобразный Хуй! – сказал пархатый, пейсатый дядя Бэрэзовский.

– Пожалуй! – сказал Православный. – Но полезный!

И он засадил пархатому дяде Бэрэзовскому по самые Небалуйся и разорвал ему Жоппу на Звизду Давыда, да так, что пархатый, пейсатый дядя Бэрэзовский с Диким Воем убёг Ад&Брайтон (где тоже Жыды).

И так разошелся этот сердитый Православный, что выеб всех до одного своих милых родственников. Ёб он их, ёб, так что им жарко стало, и они посмотрели на него с изумлением. Он выдернул всю шерсть из Пизды своей долговязой тетки Моники Левински; он ухватил Красножопого дядюшку Зю за заднюю ногу и отымел его во Все Дыры; он засунул в самое горло своей толстой тетке Мадлен Олбрайт, когда она мирно спала после обеда, а потом кончил ей прямо в Глазъ, но никому не позволял обижать Кислобздея Леблядя.

Дело дошло до того, что все его родичи кто раньше, кто позже отправились в А&И, где Жыды, чтобы и им подарил Гайдар по такому же Хую.

Вернувшись, никто уже больше не давал Пиздюлей никому, а только одним Жыдам, и еще тем плохим Православным, которые не читают "Священный АхредуптусЪ" Их Преподобия. И с тех самых пор, мой милый мальчик, у всех Православных, у которых ты когда-либо увидишь, да и у тех, у которых ты никогда не увидишь, у всех совершенно такой самый Хуй, как у этого ебучего Православного.


[*] Как всем известно, Истинно Православный не может удержать в руке Стакан с Рыгаловкой, не испытывая непреодолимого позыва её немедленно Выжрать. После этого он либо закусывает стаканом, либо его расхуячивает об пол или об Жыда. Пустой же стакан Истинно Православный просто не может взять в руки.

 



ВЗАД





Hosted by uCoz